«Как писать книги», и всё таки цитатки:)

Я вообще не могу ответить на вопрос, почему меня так цепляют в последнее время писательские истории, рассказы подобного плана, вот и цитаты все выудил на эту тему, но, видимо, что-то в этом есть, и это что-то может дать о себе знать в каком-нибудь недалеком будущем. Почему недалеком, да потому что сама жизнь весьма и весьма коротка. Так что вот ещё один пример — Стивен Кинг, который писал в перерывах на работе, стирая грязное белье, настолько грязное, что там заводились черви. Писал и после работы, по вечерам и ночам. Писал, пока не выстрелило. А всё это время в него верила его жена Табби. А у меня где-то внутри стоит стол, на нём чистая бумага и ручка, они ждут, чтобы я тоже начал писать. Но ведь я уже итак принимал посильное участие в книжке, даже на конкурс отправил, что не так? И что-то говорит, что надо писать неистовее, больше, ведь это только начало, ты должен стать лучше! Начало чего? сам пока не пойму…
Итак, цитатки (книга хорошо читается, хоть иногда и с туалетным юмором, но мне почему то смешно):
_______________________________________________________________
«Писательство — работа одинокая. И если есть кто-то, кто в тебя верит, — это уже очень много. Тому, кто верит, не надо произносить речей. Он верит — этого достаточно.»

«Если подумать, я принадлежу к весьма избранной горсточке американских писателей, научившихся читать и писать раньше, чем глотать ежедневную порцию видеочуши. Может это и неважно. И все-таки если хочешь быть писателем то не самый худший вариант — ободрать шнур телевизора, намотать его на стальной костыль и ткнуть вилку в розетку — посмотреть, что и где вылетит.»

«Давайте проясним одну вещь прямо сейчас, окей? Нет на свете Свалки Идей, нет Центрального Хранилища, нет Острова Погибших Бестселлеров. Хорошие идеи рассказов приходят в буквальном смысле ниоткуда, падают прямо на голову с ясного неба: две совершенно отдельные мысли сцепляются вместе, и под солнцем возникает что-то новое. Ваша работа не искать эти идеи, а узнать их, когда они появятся.»

«Получив листок с отказом от Хичкока, я забил гвоздь в стену под «Вебкором», написал на листке «Талоны счастья» и нацепил на гвоздь. Потом сел на кровать и стал слушать как Фэтс поет «Я готов». На самом деле мне было вполне хорошо. Когда ты ещё слишком молод, чтобы бриться, оптимизм — вполне естественная реакция на неудачу.
Когда мне было уже четырнадцать ( и я брился два раза в неделю, надо или не надо), гвоздь в стене перестал выдерживать вес листков отказа. Заменив гвоздик плотницким костылем, я продолжал писать.»

«Кажется, только к сорока я сообразил, что почти каждый автор беллетристики, опубликовавший в своей жизни хоть строчку, кем-нибудь да был обвинен, что свой Богом талант растрачивает на ерунду. Если пишешь (книги, или картины, или лепишь, или поешь — все равно), кто-нибудь обязательно попытается тебе внушить чувство стыда за это. Я не философствую — я просто констатирую факт.»

«- Когда пишешь вещь, ты рассказываешь её сам себе, — сказал он. — Когда переписываешь, главная твоя работа — убрать все, что к вещи не относится.
Гульд сказал кое-что, что было мне интересно в тот день моих первых двух заметок: пиши при закрыто двери, переписывай при открытой. Твое описание начинается для самого себя, говоря другими словами, но потом оно выходит в мир. Когда ты поймешь, в чем состоит вещь и сделаешь её как надо — по крайней мере как можешь, — она принадлежит всем, кто захочет её читать. Или критиковать. Если тебе очень повезёт (это уже моя мысль, но думаю, Джон Гульден под ней бы подписался), первых будет больше, чем вторых.»